В случае опасности российский либерал всегда прибегает к доносам. Впрочем, так было всегда
10 марта глава Управления архивами Свердловской области Александр Капустин на встрече с журналистами заявил, что не намерен отказываться от своих слов, оправдывающих сталинские репрессии, и готов спорить с оппонентами, добивающихся его отставки.
«Понимаю, почему вызывал гнев, когда сказал, что часть репрессированных пронесла наказание заслуженно. Но разве в стране не было шпионов, разве не было предателей? Конечно, у репрессированного оставались родные и семьи, [произошедшее] для них это всегда горе.
Но важно видеть историю не как хочется, а какая она есть на самом деле. Чем лучше мы будем знать реальную историю, тем меньше мы будем совершать ошибок в настоящем», — пояснил Капустин.
Это уже был отзвук того скандала, который разгорелся из-за заявления Капустина, опубликованного 5 марта в «Областной газете». Рассказывая о работе с делами репрессированных в 1930–1940-х годах уральцев, глава свердловских архивов заявил: «Сейчас сотрудники государственных архивов Свердловской области составляют поименный список репрессированных жителей нашего региона с разбивкой по их социальному положению, национальности, демографическим признакам, уголовным статьям и другим параметрам. Мы это делаем, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что большинство из осужденных получали наказание вполне заслуженно. И это касалось в массе своей не простых людей, а руководителей среднего и высшего звена».
В пример Александр Капустин привел первого секретаря Свердловского обкома Ивана Кабакова, который возглавлял область в 1934–1937 годах и был расстрелян 30 октября 1937 года. «Осужден за коррупционные преступления, а не по надуманному обвинению, как сейчас утверждают некоторые либеральные СМИ», — подчеркнул в своем комментарии для газеты Капустин.
И вот после этого екатеринбургский общественник и доктор исторических наук Алексей Мосин опубликовал на портале Change.org петицию с требованием отставки Капустина. «Считаем, что своим заявлением Капустин оскорбляет память десятков тысяч жертв политических репрессий в Свердловской области, бессудно приговоренных особой тройкой УНКВД и расстрелянных или получивших длительные сроки заключения в лагерях ГУЛАГа. Без малого 30 лет возглавляя региональную архивную службу, Капустин либо не знаком с делами репрессированных, либо сознательно искажает факты. Мы требуем уволить Капустина как не соответствующего занимаемой должности и вывести его из состава областной комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий», — говорится в тексте этой петиции.
А на своей странице в Фейсбуке все тот же Мосин написал: “На мартовском заседании комиссии Свердловской области по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий я поставлю вопрос о выводе А. А. Капустина из состава комиссии, а также буду ходатайствовать перед главой комиссии, вице-губернатором Свердловской области С. Ю. Бидонько поставить перед губернатором Е. В. Куйвашевым вопрос о необходимости уволить А. А. Капустина, либо не имеющего никакого представления о делах по политических репрессиям, либо сознательно оболгавшего большинство жертв репрессий, с должности начальника управления архивами Свердловской области. А всем гражданам, кто чувствуют себя оскорблёнными заявлением г-на Капустина, предлагаю высказывать своё отношение к этому заявлению как лично А. А. Капустину, так и его начальству”.
Хорошо, что пока расстрелять не требует. Хотя видная региональная правозащитница, старший научный сотрудник Музея истории города Екатеринбурга Татьяна Знак пошла ещё дальше: “А. А. Капустин должен предстать перед судом!”.
Но чем же так прогневал нашу неполживую братию архивист Капустин? В сентябре 2017-го Капустин выступал на пятой межрегиональной конференции, посвящённой органам безопасности России. И сказал следующее:
“Каждый новый режим создаёт выгодную ему историю, зачастую мифологизированную. И в этой истории враг подл и коварен, а правящий лидер мудр и справедлив. Меняется реальность, меняется и миф, однако уже сформировавшаяся в общественном сознании картина влияет на общественное бытие, смещая акценты, затрудняя восприятие действительности, в конце концов, общество осознает необходимость беспристрастного взгляда на прошлое. Хладнокровного, а не политизированного его изучения. Особенно это относится к событиям, коренным образом изменившим судьбу: к таким событиям относятся войны, революции, зарождение и гибель империй, иных государственных образований, одним из таких событий стали репрессии предвоенного периода, их кульминация — периоду 1937-38 годов посвящены тысячи книг и статей. К сожалению, большинство из них страдает тенденциозностью, излишней эмоциональностью, политической заданностью и отсутствием анализа предпосылок, хода и последствий этих репрессий… Само словосочетание «жертвы политических репрессий» сложилось к 1958 году, к началу масштабной реабилитации.
Первая частичная реабилитация была проведена по предложению Берии в 1938-40 годах. Была ещё реабилитация 1940-41 годов, когда в основном реабилитировали часть военных. Реабилитация 1958-60 годов проходила в свете установок и оценок XX съезда КПСС и была выборочной: в первую очередь реабилитировалась партийная номенклатура, о рабочих и колхозниках тогда как-то забыли и речи о них не шло. И несмотря на то, что именно в 1960-е были подготовлены итоговые справки МВД СССР о количестве осуждённых органами ВЧК, ОГПУ, НКВД за 1921-53 годы, именно тогда и были сформированы первые устойчивые, зачастую мифологизированные представления о причинах и ходе репрессий. В первую очередь — это демонизация Сталина, второе — завышение количества репрессированных в десятки раз, третье — героизация репрессированных руководителей, представителей так называемой элиты старой гвардии большевиков, впоследствии воплотившиеся в форму «невинно пострадавших». И четвёртое — объяснение поражений 1941 года именно последствиями политических репрессий. Казалось, что за прошедшие после XX съезда 40 лет должны были разобраться, раскрыть подлинные причины, характер и последствия репрессий. И хотя было доказано, что большинство заявлений Хрущёва в его докладе были лживыми, эти мифы продолжали повторять. И более того, добавлять к ним новые небылицы.
В 1988 году началась третья и последняя волна реабилитации, которая в условиях 1990-х превратилась в сплошную и проходила в условиях правового беспредела. Если кратко — то всех скопом. Надо сказать, что прошедшая реабилитация, к сожалению, на 10-15 лет прекратила любые попытки серьёзных исследований по проблеме репрессий. А в массовом сознании прочно укоренились следующие штампы: причины репрессий — это борьба Сталина за власть, его маниакальный характер и подозрительность, жестокость. Массовый характер репрессий, если кратко: «полстраны сидело, полстраны её охраняло». О невиновности всех репрессированных: «репрессии были незаконны», «в ходе репрессий была уничтожена большая и лучшая часть руководителей, военных и интеллигенции». И последнее: «репрессии ослабили страну и привели её к поражению в 1941 году».
В результате оказались крайне запутанными важнейшие вопросы: во-первых, кто, сколько и зачем был репрессирован? События 80-летней давности для многих людей продолжают оставаться загадкой, и мы до сих пор живём мифами и легендами, рождёнными XX съездом КПСС. В последние годы — 10 лет — появилось значительное количество работ, созданных на добротной документальной основе. Юрий Жуков, Дмитрий Лысков, Леонид Наумов, Юрий Емельянов, Александр Путятин и многие другие представили убедительные свидетельства, которые опровергают расхожее представление по 1937 году. В их исследованиях содержатся сведения о событиях 1930-х, основанные на многочисленных архивных данных, тогда как Николай Тимашев, Наум Ясный, Стивен Уиткрофт, Рой Медведев, Ольга Шатуновская исчисляли число жертв семизначными цифрами.
Рекорд поставил нобелевский лауреат Солженицын, определивший число жертв от 66 до 100 миллионов человек — это из «Статьи и речи», изданной в Париже в 1989 г. О продолжающейся путанице в головах говорит ответ школьницы из Камышлова — я регулярно, почти каждый месяц встречаюсь со школьниками, и в Камышлове ко мне привели классы 10-11, профильные классы по истории. И когда речь зашла об этом, я спросил: «И сколько же у нас было репрессированных?». Девочка (11 класс!) мне заявляет — 300 миллионов человек! Милая девочка, при населении 240 миллионов, где ещё 60 миллионов заняли? Соображать-то надо!
Пора назвать реальную цифру, хотя она уже была названа, ещё раз повторяю: готовили её для Никиты Сергеевича Хрущева, но он о ней умолчал. За 1931-38 годы было арестовано 4 млн 835 тыс. 937 человек. Из них осуждено 2 млн 944 тыс. 879 человек, то есть 1 млн с лишним были отпущены. К высшей мере из этого числа осуждённых (из 2 млн 944 тыс. 879 человек) приговорено 745 тыс. 220 человек. Это включая пиковые годы — 1937-38. Если мы возьмём все данные до 1953 года, то мы получим осуждённых 4 млн 60 тыс. 315 человек — из них к высшей мере приговорено 799 тыс. 455 человек.
Да, действительно, 1937-38 — страшные годы, потому что на аресты и расстрелы за два года пришлось больше, чем за все остальные с 1921 по 1953 годы, но, тем не менее, число расстрелянных — 19,6% от осуждённых, а число осуждённых вообще — 1,7% населения страны. И где массовые репрессии? И где «вся страна сидела»? Чуть больше 1,5%. Можно обвинить органы НКВД в чём угодно, в жестокости, но нельзя их обвинить в том, что не было скрупулёзного подсчёта в своей канцелярии. Там подсчитывалось всё. Этим цифрам можно доверять. Я хочу сказать, что это страшная цифра, но это не 100 миллионов и не 300 миллионов. В конце концов, надо знать свою историю такой, какая она есть.
Таким образом, есть необходимость продолжения исследований, и в первую очередь необходимо внимательно изучить двадцатые-тридцатые годы, именно в эти годы складывались предпосылки и появлялись причины, приведшие страну к арестам 1936-38 годов… Оппозиция. Изучение этого вопроса очень важно для понимания причин и хода репрессий. Наличие реальной оппозиции и борьба внутри партии — важнейшая причина и чисток партии, и последовавших за ними репрессий. Троцкий, Бухарин, Рыков, Зиновьев, Каменев, Томский, Раскольников, Радек, Антонов, Пятаков, Овсеенко, Раковский и другие составляли меньшинство в партии, но, тем не менее, являлись духовными отцами большей части оппозиционных течений.
Именно обилие фракций, групп и мнений раскалывало партию, дезориентировало не только партийную массу, но и всю страну, потому что за этими дискуссиями наблюдали все. А если принять во внимание преследуемые ими цели и методы достижения, то, действительно, для развития страны они представляли реальную опасность. Деградация правящей элиты. Она хорошо отражается в сводках ВЧК-ОГПУ в перлюстрированных органами цензуры письмах граждан. Большинство из тех, кто пришел к власти в 1917 году, были убеждены в своём праве навечно оставаться во главе страны. Большая часть из них — так называемая старая гвардия — свили себе уютные гнёздышки к тому времени, рассматривая районы и города, заводы и фабрики как свои вотчины.
А господствующий в обществе двадцатых-тридцатых годов правовой нигилизм помогал раскрываться вседозволенности, хамству, взяточничеству, казнокрадству и другим не самым лучшим чертам человека. Армия. Что представлял собой командный состав по опыту боевых действий? Вы увидите, что это была Гражданская война, и всё. Больше негде было набраться опыта, а ситуация сильно изменилась даже к концу 1920-х. А мы ещё застряли там.
По образованию — большая часть командиров имела начальное и среднее образование. Академическое образование имели единицы. По идеологии и политической ориентации — кто создатель Красной Армии тогда считался? Троцкий. Большая часть из них была назначена на свои должности и воспитывалась именно этим товарищем. Ему они и были преданы. Групповщина. Армия не была единой. Я имею в виду командный состав. Это были группы первоконников, это были группы чапаевцев, это были группы котовцев, командный состав был расколот.
Тащили своих, и остро, и в резкой форме конкурировали с другими. Мог такой состав выступить единым кулаком в начавшейся войне? Нет, не мог. По морально-бытовой устойчивости. То, что пьянство — бич армии, мы знаем. Но особенно это характерно проявилось именно в 1920-е и в начале 1930-х. Я не буду распространяться на эту тему, но это так. Кстати, значительное число командиров, уволенных из армии, которых потом вдруг объявили «политически репрессированными», было уволено за пьянство и разврат. Итог: боеготовность армии была низкой.
И это надо признать. Итоги учений 1935-36 годов показали фактическую неготовность армии к войне. И финляндский опыт 1939 года это показал. Посмотрите акт приёма наркомата обороны — от Ворошилова к Тимошенко, и вы увидите наглядно, насколько слаба была армия. За неудовлетворительную боеготовность армии ответственность несли, в первую очередь, маршалы, комдивы — как раз те, которые были арестованы, и сейчас мы их объявляем «невинно пострадавшими». Это факт…
Кстати сказать, эти слои являлись отличной базой — я имею в виду не только военных, я имею в виду интеллигенцию — для агентурной работы западных разведок. Концессионная политика советской власти в двадцатые годы, привлечение иностранных специалистов для работы в промышленности в тридцатые, свобода перемещения по стране предоставляли широкое поле деятельности спецслужбам Германии, Польши, Великобритании, США и других стран. Только итоги контрразведывательной деятельности нашего с вами земляка, Николая Ивановича Кузнецова, в Свердловске и Москве показывают, как вольготно они себя чувствовали, взахлёб работая с технической и творческой интеллигенцией, чиновничеством и командным составом. Вербовали и вербовали, а секреты утекали и утекали.
Это тоже есть факт. Таким образом, ситуация в стране складывалась сложной и противоречивой. С одной стороны, осуществляемый властью курс на ускоренную индустриализацию и коллективизацию со вполне понятными целями и задачами, а с другой — всё более и более проявляющееся торможение этому процессу со стороны целых групп и слоёв населения. А если учесть ещё то обстоятельство, что с 1927 года угроза новой войны против СССР стала реальностью и возрастала в течение всех этих лет, то предугадать действия власти труда не представляло. Надо было завинчивать эти самые гайки. Дальше двигаться, имея то состояние, которое мы имели, было не просто проблематичным, было иной раз и невозможным.
Если разобраться с этими моментами, мы очень многое поймём, что произошло. И, наконец, как страна пережила репрессии? Как они повлияли на развитие страны? До сих пор эта тема остаётся за рамками интереса исследователей, представляется очевидным, что пока не проведём сравнительную оценку состояния страны до и после, не оценим характер и результаты деятельности новых элит и старых, до и после, состояние и развитие производства, мы не сможем дать ответ и научную оценку репрессиям тех годов.
Правда в том, что времени у страны на новый разбег оставалось очень мало. В 1941 году началась война. А из войны — в которую страна вступила расколотой, раздробленной по идеологической и по ряду других причин — страна вышла уже другой. Она вышла единой, но это уже другая сюжетная линия. Уже другая история. Поэтому, видимо, есть необходимость продолжить спокойный исследовательский процесс в этом направлении, обратив внимание вот на те аспекты, о которых я только что сказал… Несмотря на то, что от тех событий прошло много лет, мы ещё многого не знаем.
Многие мифы о том времени, конечно, используются в политике. Если взять не столько историков, сколько политиков — они делятся на два лагеря с диаметрально разными представлениями: одни считают Сталина извергом и убийцей, другие считают Сталина эффективным менеджером. Они делятся в зависимости от того, кто какие задачи перед собой ставит. По тому, как политик использует эту информацию, можно сказать о его целях. Если человек ставит перед собой задачу доказать необходимость государственной власти, он очень хорошо начинает говорить о товарище Сталине. Если он ставит перед собой задачи несколько иные — а либерализм в России погубил не одну династию и государственность, — то тут будут очень много и долго говорить о либеральных ценностях, о необходимости всеобщей свободы, безответственности и так далее.
Хотя, я не политик, мне сложно об этом судить. Я историк, и моя задача — показать факты, которые есть и которые надо анализировать, их надо дополнять, их надо проверять, соотносить с другими фактами. Тогда, может быть, мы через какое-то время обретём истину. Но пока эта часть истории политизируется разными силами, вот когда мы отойдём от этого — хотя, казалось бы, не одно поколение прошло — тогда, может быть, нам удастся сесть и поговорить.
Это всё напоминает мне недавний спор с поляками. Нам предъявляют претензию, что мы загубили всю польскую элиту — «загубили в лагерях», естественно. Когда начинаешь смотреть, кто же там был заключён? Если назвать проституток элитой польского общества — им виднее. Если можно назвать воров, убийц и насильников элитой общества — им виднее. Давайте разберёмся. Мы знаем, сколько, но даже до сих пор не знали — кто и за что. Тут надо разбираться, разбираться спокойно, скрупулёзно. Дадут нам это сделать? Я имею в виду не власть, я имею в виду родственников тех людей — это большой вопрос. Но делать это надо, и, рано или поздно, мы к этому с вами придём. Потому что эти события ещё очень долго будут использоваться в политических целях”.
Но эта правда сегодня очень неудобна для тех, кто уже привык прыгать на костях нашего советского прошлого. И хотя они постоянно намекают, что в том далеком прошлом одна половина сидела, другая стерегла, а третья писала доносы, но как показывает моя личная практика именно представители либерального лагеря охотно пишут доносы на своих оппонентов с требованием привлечь их к ответственности.