Что бывает, когда не бухаешь полгода

Я незаметно проскочил полугодовую отметку с момента остановки, тихо встретил её на высоте около 2000 метров над уровнем моря, наблюдая за тем, как люди рядом натужно пьют дорогой вискарь.

Сейчас это 194 дня, но счётчик давно потерял смысл. Меня регулярно — раза два в неделю точно — спрашивают про то, сколько я ещё собираюсь не пить, и я автоматически совершенно говорю о том, что не буду пить никогда. Обычно я не задумываюсь о смысле этой своей шаблонной фразы, но иногда накатывает, и тогда я как бы отодвигаюсь, ставлю себя слева от вымышленной стойки тёмного тёплого дерева, справа — полку с бутылками, иногда бармена со стаканом, и думаю о том, хотелось ли мне когда-нибудь попросить его налить мне янтарной жидкости комнатной температуры и, как это говорится, расслабиться.

И — не хотелось бы. Нет, иногда я думаю о том, что, наверное, это было бы прикольно — выпить холодного пива где-нибудь в Германии, спуститься с гор и замахнуть порцию односолодового вискаря в компании с бородатыми и осоловевшими от усталости и восторга соратниками по восхождению, или в конце октября на рыбалке выпить с мужиками под крепко присоленную только что пойманную рыбу полстакана водки. Но потом быстро вспоминаю, что там — за этим пивом, вискарём, водкой, и меня мгновенно отпускает

Я думал об этом, когда пару недель назад шёл ночью по лесу. У меня было ощущение, что мир вокруг меня сосредоточился в полусфере, за которой космос, а на прозрачной крыше которой рассыпали звёзды, и внутри — чуть тронутую осенью зелень, едва звеняющую насекомыми темноту, уложили под ноги уходящий куда-то в небо ковёр из камней, воды и чёрной мягкой земли. От людей, которые двигались рядом со мной вверх, так разило перегаром, что у меня болела голова. И я просто на контрасте этих запахов — попавшего внутрь человеческого тела алкоголя и вот этой осенней ночи — думал о том, как сильно нас обманывает антураж потребления и вот это, которое называют "культурой пития" — все эти красивые бутылки, бармены, стойки тёплого дерева, толстые стаканы, кубики для вискаря.

Ибо пока алкоголь стоит на полке, аккуратно подсвеченный сверху и часто снизу специальными несгораемыми галогеновыми лампочками, то это — культура, квинтэссенция человеческой цивилизации, собранная в оформленной лучшими дизайнерами мира бутылке жидкость, которая стоит дороже ракетного топлива, на котором можно было давно добраться до Альфы Центавра. Но как только эта медового цвета жидкость с кружащим голову и вкусовые рецепторы запахом попадает в глотку, как почти мгновенно превращается в дурно пахнущее дерьмо.

Я пока там шагал, ловил ощущения от натруженных ног, стараясь отстать и дышать, всё же, свежестью, вспоминал о женщинах, с которыми я целовался в пьяном виде и когда они были — выпившие. Пахло ли от них алкоголем? Было ли такое, что я был трезвый, а она — выпившая? И наверное — бывало, но я никак не мог ухватиться за эти воспоминания, но одновременно не мог вспомнить как это — целоваться, когда и ты, и она выпили, и вас вместе куда-то тащит. Мне почему-то хотелось тогда, в том числе в этих воспоминаниях о женщинах, — чтобы было чисто, чтобы не пахло — ничем, и чтобы не было в этом вкуса — алкоголя. Чтобы была вот эта ранняя осень, звёзды, и чтобы вверх убегало это месиво из земли и камней, в которых ничего не перебродило и никогда не перебродит.

***

За полгода многое изменилось. Точно стали острее базовые чувства. Ну, знаете, вот это вот — страх, злость и любовь. Обиды, сомнения, тоска, тревога, радости растут из этой троицы, и у меня стало больше и страха, и злости, и любви. Я думаю иногда, а что прогрессирует больше, и надеюсь, что, всё же, — любовь. Но нельзя обмануть себя — хватает и всего остального.

И если быть честным перед собой, то у меня добавилось злости к людям, которые водили со мной знакомство только ради выпивки. Я и на себя зол за то, что "дружил" с ними только ради того, чтобы иметь возможность комфортно и радостно бухать, но злость обычно работает как бы вовне, и меня буквально переворачивает, когда эти люди приходят ко мне сейчас и пытаются лечить мне какую-то херню про то, что как же мы давно не выпивали, и когда я там уже сорвусь, после чего мы пойдём в кабак и, наконец, опять нахерачимся по полной программе.

И я зол на то презрение — шуточное или настоящее — с которым меня иногда встречают в старых компаниях, презрение за то, что я теперь не такой, не пью, не могу составить компанию, со мной скучно, я виноват в этом почему-то (так мне кажется — не им, конечно), и я понимаю, что вина в данном случае растёт из той же самой базовой злости, и ещё немного из страха остаться одному, но страх постепенно размывается потоком времени, а злость — остаётся, и я стал избегать любых вообще сборищ, магнитным центром которых является бутылка, в том числе для того, чтобы случайно эту злость не выплеснуть. Нельзя сказать, что я изо всех таких компаний выскочил, но я чувствую, как то, что внутри меня, прямо отталкивается от этих бутылок.

***

Что ещё отдельно не столько бесит, сколько поражает до крови в слезах — это безумие, в которое рядом с алкоголем мгновенно погружаются алкоголики. Я подозреваю, что примерно схожие чувства испытывают жёны алкоголиков или их родители, холодеющие от безумия своих алкоголиков-родителей дети и просто непьющие люди, наблюдающие за тем, как быстро слетают с катушек зависимые люди

Но только мы — алкоголики в стадии ремиссии — так чётко, остро и ясно осознаём происходящее с теми, кто находится с нами в одной зависимости, но не остановился и чаще всего и не собирается останавливаться.

Смотреть за тем, как взрослые умные люди, в которых сотни поколений их предков вложили бесконечно развивавшиеся гены, а родители — образование, жизненный опыт и вот это всё — рядом с вискарём, водкой или портвейном МГНОВЕННО скидывают с себя всю эту цивилизационную шелуху и превращаются в алчущих глотка спиртного животных, очень жутко. Не потому что это плохо и/или неправильно, а потому что ты чётко понимаешь, что именно чувствуют рядом с бутылкой или банкой эти люди и более того — ты, стоя рядом с этим корытом, чувствуешь ровно то же самое, переживаешь с ними эти мгновения, у тебя даже слюнные железы работают в унисон с тем, что происходит во рту у этих людей, которые, в отличие от тебя, сейчас возьмут и выпьют.

Я всегда, в 100% случаев, сидя трезвым рядом с пьянкой, испытываю дикую, невыразимую, какую-то экзистенциальную, внутреннюю, нутряную, пульсирующую, мрачную, смеющуюся надо мной тоску. Она разрывает меня на части, потому что рядом с алкоголем, алкоголиками, процессом потребления алкоголя во мне просыпается, начинает ворочаться, двигать своими оглоблями мой внутренний алкоголик, моя субличность, мой Груффало, помыкавший мной 22 года. И я всегда стою рядом с ним, держу его за руку, ощущая леденящий ужас от того, как мертвенно-прохладны его лапы и как жестоко его желание отшвырнуть меня в сторону и сесть за стол. С другой стороны я в эти моменты всегда остро ощущаю себя самого, свои решения, свою способность быть собой, держать себя в себе, ощущать силу, благодаря которой я могу существовать в одной черепной коробке с этим чуваком с могильно-прохладными лапами. И тоска, наверное, от того, что он никогда не уйдёт, и я всегда буду испытывать это всё.

Ну а выпившие люди — я, знаете, много слышал про то, как люди, выпив, становятся лучше. Добрее там, расслабленнее, лучше в сексе, счастливее, красивее щеками и вот это вот всё прекрасное. И я думаю, что, наверное, у меня острая фаза. Но, бросив, я ещё ни разу не встречал человека, который, выпив, стал бы лучше

Быть может, потому, что мне рядом с ними всегда становится — хуже. Как минимум от того, что меня всякий раз берёт за руку мертвенно-бледный, прохладный, желающий отдать всё за рюмку водки всего меня, всё, что я хочу, все мои желания, будущее, прошлое и настоящее я сам.

***

Текст поста составлен из публикаций в моём телеграм-канале. Сам блог заблокирован Яндекс.Дзеном за излишнюю трагичность.