Русские ушли в подполье, на улицу выходят только «смертники», а молодежь отрывается, как в последний раз: Как сейчас живет Одесса

Валентин АЛФИМОВ

Наши люди до сих пор в Одессе есть и они ждут и русскую армию, и русский мир

Фото: REUTERS

Пожар в Доме Профсоюзов 2 мая 2014 года начал новую главу русского города Одесса с нацистскими маршами и отрицанием своей истории. Сами жители города говорят: тогда русским у нас сломали хребет — показали, как с нами поступят, если скажем хоть слово.

Но наши люди до сих пор в Одессе есть и они ждут и русскую армию, и русский мир. Как они живут сегодня, в эфире Радио «Комсомольская правда» рассказал писатель, одессит Андрей Потапов, который до сих пор поддерживает связь с друзьями, оставшимися в городе.

МАЛЕНЬКИМИ ШАГАМИ ЗАШЛИ В БОЛОТО

нацистские марши?

— Я учился в школе в 2000-х годах. И у меня в конспекте по истории Украины за пятый класс довольно много было написано ОУН-УПА (запрещенную в России). Они выставлялись героями, которые боролись за свободу Украины. Это конспект от 2005 года. То есть эта нацистская идеология закладывалась еще в школе и задолго до майдана. У меня-то семья нормальная, а ребята, у кого ориентира не было, легко перекраивались.

Второй фактор — постепенное замещение населения.

— К вам привозили западенцев?

— Их принимали на бюджетные места в ВУЗы, предоставляли им жилье. Так постепенно на улицах появлялась украинская речь, люди другие стали: странно смотрели, не здоровались. Банально, дверь не придерживали, если что-то тяжелое несешь. Это вообще не про Одессу, это не наш менталитет.

— И никого это не возмущало?

— Как варят раков? Если их бросить в кипяток, они разбегутся сразу же, а если постепенно добавлять жар, то они и не заметят, как сварятся. Вот и у нас все начиналось с каких-то мелочей: где-то появилось обязательство, например, вести украинскую документацию. «Ну ладно, мы же все равно по-русски преподаем, общаемся, какая разница?» И так постепенно маленькими шажками все пошло куда-то не туда — ты по уши в болоте и даже не заметил.

СТРАХ СМЕНИЛСЯ ЛИКОВАНИЕМ

— После трагедии 2 мая мы все думали, вы встанете…

— Если упростить, то представьте голого и босого человека, которому не помогает ни полиция, ни прохожие. Его заперли в комнате с вооруженным до зубов маньяком. Люди испугались просто — им показали, что будет, если они, сволочи такие, голос подадут.

— Каким был день 2 мая 2014 года у тогда еще студента Андрея Потапова?

— Я был неподалеку. Гулял. А когда мы с друзьями зашли в кафе, увидели в новостях, что на Греческой площади столкновения, что люди идут куда-то в район Дома профсоюзов. Тут сработал какой-то инстинкт самосохранения, и я уехал домой.

У меня есть друг, он там с аптечками ходил в самой гуще, людям помогал. Он с обалдевшими глазами мне потом рассказывал, что за час израсходовал медицинский пакет в 42 килограмма. В этой заварушке участвовали его друзья. Пятерых из них потом опознали только по особым приметам. Настолько тела были изуродованы. Это еще в беспорядках до пожара.

— Они были в палаточном городке, который сожгли нацисты?

— Да, с российским флагом. Тогда еще была какая-то вера, что мы о себе заявим, к нам прислушаются. А тут просто взяли и сожгли людей, и стало понятно, что разговаривать невозможно.

— О чем люди говорили после этой трагедии?

— Я тогда учился на четвертом курсе. У нас в группе все были в ужасе. И возмущений было много, и страха было много.

Мореходка, в которой я учился, каждый год на 9 мая устраивала прохождение моряков по городу. И в тот год мы тоже репетировали, маршировали. А потом за пару дней все отменили. Студенты, конечно, радовались: не придется маршировать, напрягаться. Но многие уже тогда задалась вопросом: а что происходит-то? И постепенно стало понятно, что 9 мая — праздник нон-грата, и как-то стыдно его отмечать. Из праздника Победы он превратился в день памяти со слоганом «Никогда больше». И георгиевскую ленту потом отменили. Даты стали писать 1939-1945…

— С пожаром то же самое?

— Первое время было осуждение, страх, непонимание, как такое возможно. Но потом мои знакомые стали писать на 2 мая посты в социальных сетях в стиле «Мы празднуем освобождение Одессы от русского мира».

«НУ НАКОНЕЦ-ТО!»

— С началом спецоперации проснулись русские люди? Или в Одессе их уже не осталось?

— Слава богу, остались, но с просыпанием очень сложно — все помнят Дом профсоюзов. Да и к этому моменту все уже поняли на что способна власть: и преследования, и убийства.

— Как вы искали своих?

— Это отдельная тема. В соцсетях или лично свою позицию, конечно, никто не выражал. Но по разговору, по каким-то маркерам становится понятно — вот человек при обсуждении политики как-то затихает или переключается на что-то другое… Делаешь «засечку» себе. И тогда уже по-другому говоришь. И иногда бывало такое, что человека как прорвет — он понимает, что перед ним свой. И «да как они могли?», «Мы ждем своих, а эти вот нам мешают».

— А много таких?

— Как минимум, надежда есть. Ядро — настоящая русская Одесса — оно осталось. Оно глубоко в подполье, люди молчат, им страшно, но они есть, и это самое главное.

— Как начало СВО на них подействовало?

— В глубине души воспряли. 24 февраля у нас начало грохотать, от взрывов я проснулся. Но когда я узнал, что происходит, первая моментальная реакция – «Наконец-то!» Уверен, я не один такой.

— Как сегодня русские люди себя чувствуют в Одессе?

— Максимально некомфортно. Как в оккупации.

— По-русски хоть можно говорить на улице?

— Слава богу, еще можно. Пока это чревато только в сфере обслуживания или каких-то организаций. Но это пока.

— Если завтра спецоперация дойдет до Одессы, российским войскам будет, на кого положиться в городе?

— Будет. Но это будет трудно. В первую очередь, потому что Киев будет держаться за Одессу до последнего — это ведь морской порт, экономически безумно важный город. Сколько бы там ни было заявлений, мол, «без Мариуполя не будет Украины», «Бахмут — это фортеция»… Но с Одессой будет по-другому. По-настоящему. Во-первых, потому что она очень нужна Украине, во-вторых, ее при этом очень ненавидят на Украине. У нас там наивысший русский потенциал из всех оставшихся городов.

КАК БЫ НА ШАБАШ ПОПАСТЬ…

— Одессит может сегодня пройтись по городу, погулять в парке?

— Это дело случая. На своей машине еще можно передвигаться, но все равно очень рискованно. И то — не днем и не в центр. Но, все таксисты, например, уже знают, как объезжать расставленные по городу и вокруг него посты. А вот те, кто пользуется общественным транспортом — они просто смертники. Рано или поздно, они все попадаются.

— Так по всей Украине?

— Нет. В Киеве такого нет. Вообще, если выехать из Одесской или Николаевской области, сразу намного безопаснее передвигаться. Я же говорю: нас — одесситов — не любят, как и николаевцев.

— Мы видим, как на улицах набрасываются на людей, забирают в военкоматы.

— Тут надо знать украинцев. Там все ради денег. Как правило прямо в машине ТЦК предлагают суммы, за которые можно откупиться. Там идет долгий разговор — они щупают сколько ты можешь дать. Тут главное, договориться сразу и не попадать к ним в центр. Там цены уже сильно выше — под 10 тысяч долларов. Но если ты откупился, у тебя нет гарантии, что завтра тебя не примут снова.

— «Забривают» всех подряд?

— Поначалу многих отпускали после медкомиссии, например. А потом через какое-то время на новую… А сейчас убрали частичную негодность и забирают всех. Но ребята до 25 в основном чувствуют себя еще неплохо. Хотя и их бывает забирают.

— А кафе, бары, театры работают?

— Работают. И золотая молодежь такие вечеринки иногда закатывает, что глазам своим не веришь. Вообще, общество четко разделилось. На тех, кто может себе это все позволить, и тех, кто не может. В клубах люди тусят, ходят. Были пару раз «показательные порки» — раздавали повестки — но никто никуда не поехал после этих повесток.

Но, что говорят мои друзья: из-за этого молодёжь гуляет как в последний раз. Особенно по Дерибасовской. Там регулярно собираются толпы молодёжи, веселятся. У них там такие шабаши бывают, что ого-го. Причём и с русскими песнями. Говорят, иногда думаешь, как бы туда попасть, так сказать, чуть-чуть душу отвести.

ВЕРНУЛИСЬ ДЕВЯНОСТЫЕ

— Работать-то есть где?

— У нас очень предприимчивые люди. Понятно, что это все какая-то сфера услуг в основном. Никакого производства особо. Понятно, что бюджетная сфера никуда не делась, там тоже людей немало. Но все равно все вращается вокруг каких-то частных иностранных капиталов.

Но появилась проблема: из-за неявки в военкомат блокируют счета, карты. Так что у людей вопрос встает не как заработать, а куда заработать, как эти деньги получить. Те же айтишники, работающие на зарубежные компании как-то выкручиваются.

— Что со свободой слова? Можно ли не согласиться с властью, например, в соцсетях?

— Только в тех, где можно сохранять анонимность. Если вычислят — СБУ и прочие «гости». Люди то и дело друг друга сдают. Даже я чуть не попался в какой-то момент — мне стали сыпать угрозами преследования, «мы сдадим скриншоты куда надо». После этого я начал шифроваться.

— Храмы православные действуют? Вот сейчас Пасха будет. Можно на службу прийти?

— Действуют, но ПЦУ по закону может просто отнимать храмы у УПЦ. И это происходит. Но люди делают свой выбор. Молчаливо, но делают. Либо они еще ходят в остатки Московского прихода Украинской Православной церкви, либо они вообще не ходят.

— Кто нищает, а кто богатеет?

— Богатеют, естественно, власть имущие и приближенные к военной верхушке. Но там сейчас «девяностые». Мне рассказывали про людей, которые просто не знают куда девать деньги — они отгрохали себе сумасшедшие особняки, виллы. И за это идет своя война. Там одного «хлопнули», здесь — другого. Мне сегодня рассказывал знакомый, как одна военная шишка уже не знала, куда на даче мрамор класть. Им деньги девать уже некуда…

А бедные, как обычно беднеют.

Читайте на WWW.KP.RU: https://www.kp.ru/daily/27601.5/4927318/